В Туле я оказалась случайно. Когда по вагону пронесся гнусавый голос, сообщающий об остановке в двадцать три минуты, адреналин ускорил сердечный ритм с рыси до галопа. Я засекла время на мобильном. Двадцать три минуты. Хватит ли мне их? Диктор на вокзале объявлял посадку и отправление, в окно купе затекал бледный свет фонарей.
Прошло пять минут. Брать с собой вещи было слишком рискованно. Сумки похоронены под полками. Под тяжелыми скрипучими полками, обитыми бордовым дерматином.
Объявили, что к третьему пути подъезжает очередной скорый. Я вслушивалась в другие звуки. Гораздо тише, но куда опаснее – звуки дыхания Тимура. Дышал он равномерно и глубоко, как большая уставшая собака.
Рывком я откинула одеяло и села. Нужно было одеться, но я боялась, что шуршание вещей разбудит мужа. Как сторожевой пес, что не спит, а дремлет, готовый в любую секунду проснуться и броситься на чужого, так и Тимур был готов выпрыгнуть из сна, чтобы схватить то, что принадлежит ему. Меня.
Прошло уже десять минут остановки, а я все сидела в длинной белой футболке посередине полки, со сжатыми коленями и сцепленными пальцами. В купе было душно, но меня потряхивало. Это страх, не имея возможности выбраться наружу через крик, гнев или смех, проникал сквозь кожу.
Стараясь дышать тихо и ровно, я наклонилась за кроссовками. Вытащила из них носки и надела. Затем натянула обувь - как есть, не развязывая. Перед сном я сложила вещи плоской стопкой в ногах. Там же стояла сумка.
Последний взгляд на телефон - его я брать не собиралась. Пятнадцать минут остановки. Пассажиры, выходившие покурить или подышать, постепенно возвращались в вагон. Из-за двери купе доносились негромкие голоса и шаги, смягченные ковровой дорожкой цвета запекшейся крови.
Последний взгляд на Тимура. Он спал, повернувшись лицом к стене, и его широкая спина неспешно поднималась и опускалась.
Я подошла к двери и нажала на металлическую ручку-рычаг. Щелчок. Зажмурилась, боясь, что он будет слишком громким. Но звук смешался с шумом вокзала и снующих за дверью пассажиров.
Я прошмыгнула в коридор, как скользкая рыбина. Тут же повернулась и прикрыла дверь, погружая купе обратно в темноту.
Проводница поторапливала кого-то вернуться в вагон. Я шла комканными, пьяными шагами к выходу и чувствовала, как стук сердца и пульс сливаются в барабанную дробь, вибрирующую всюду от висков до живота.
- Девушка, поезд уже отходит, вернитесь в вагон, - проводница не ожидала увидеть меня, в одной футболке и кроссовках, с той стороны проема.
- Мне сюда надо, - прошептала я, смотря под ноги и боясь запнуться за узкие сетчатые ступени. Уже спустившись, резко обернулась и окликнула проводницу.
- Если кто-то будет обо мне спрашивать – пожалуйста, скажите, что я вышла в Москве.
- Кто будет спрашивать? – она непонимающе хлопала густо накрашенными ресницами, обрамляющими круглые, навыкате глаза.
- Пожалуйста, помогите мне, - снова попросила я, вытаскивая из сумки тысячную купюру.
- Девочка, да ты что! – деньги ее то ли смутили, то ли напугали. – Беги, беги, коли надо!
Я повернулась и ускорила темп.
Неужели смогла? Не думала, что приму решение в поезде Санкт-Петербург-Владикавказ, за три минуты до отправки со станции.
Вокзал встретил пустотой и гулким эхом шагов. Нужно добраться до туалета, чтобы одеться. Наверное, позвонить маме. Сказать, что со мной все хорошо.
Собрав несколько удивленных взглядов, я прошла зал ожидания, заскочила в туалет и выбралась в город. Куда идти, что делать? Знакомых в Туле, кажется, нет.
Среди витрин и аляповатых вывесок свет горел только в чебуречной и в гостинице «Москва». Я выбрала последнюю. Спать не хотелось, но подумать о планах было нужно.
Девушка-портье, дежурное приветствие, скан паспорта – и ключ у меня. Номер на одного выглядел скромно и почти строго, будто укоряя: «Кто это у нас непослушная девчонка? Кто сбежал из дома?» Я щелкнула замком и, не включая свет, легла на кровать.
Мы познакомились с Тимуром три года назад. Подруга праздновала день рождения в караоке-баре. В шумной компании мой будущий муж выделялся всем: темно-синими, можжевеловыми глазами, рокочущим голосом и пением, от которого весь девичий состав вечеринки пьянел сильнее, чем от Б-52.
Мы танцевали под «Мой рок-н-ролл», когда я почувствовала трепыхания сотен крыльев внутри живота. Казалось, меня вот-вот стошнит, но это было почему-то приятно.
Между нами всегда оставалась эта пульсация. Нежность, страсть, ярость, боль – все билось и подрагивало, израненное и живое, как словленный в силки заяц.
Цветы наполняли мою квартиру быстрее, чем я успевала покупать новые вазы. Нашу с Тимуром переписку хотелось рассылать отчаявшимся встретить любовь. Мы говорили обо всем - от рецепта маминого оливье до феномена Баадера-Майнхоф. Спустя сотню ужинов, шесть ваз и полгода отношений Тимур сделал мне предложение.
- Как же тебе повезло, Ирка – такого мужика отхватила! – с придыханием повторяли общие знакомые. Я и сама так думала. Как же мне, Ирке, повезло.
Первый воробей сомнения пролетел тем вечером, когда я чуть задержалась у школьной подруги. Заболтавшись, мы встретили полночь на Олиной уютной кухне. Я вызвала такси и уже предвкушала вечер с мужем в игривом настроении.
Вино замедлило сноровку, и с дверным замком пришлось повозиться дольше обычного.
- А вот и я! – чуть громче, чем собиралась, объявила в резко открывшуюся дверь. Кажется, я все еще улыбалась, когда рука Тимура больно схватила меня за предплечье и втащила в прихожую.
- Ты где шлялась? – он уже захлопнул входную дверь, и теперь окатывал меня своим рокотом.
- Тимурчик, да ты чего, я ж у Ольки была, я тебе говорила, - сбивчиво и растеряно блеяла я, не понимая, что его так разозлило.
- Ты должна была час назад появиться дома! Какого хрена я должен догадываться, где тебя носит? – он смотрел на меня «страшными» глазами. Такими глазами однажды глядел бродячий пес, когда я возвращалась со школы через пустырь. Сейчас мне, как детстве, стало страшно. Хотя я не понимала, в чем провинилась.
- Тимур, я была у Оли. Почему ты кричишь на меня? – я пыталась высвободить руку из его свинцовых пальцев.
Какое-то время он смотрел, не отрываясь, словно собирался сжечь меня без помощи спичек. Потом резко отпустил руку и отвел глаза.
- Прости. Сам не знаю, что на меня нашло. Я слишком за тебя волнуюсь, – и он загреб мои ладони в свои, часто и быстро целуя их.
Сердце замедлилось, я постепенно пришла в себя. Спустя пару дней все забылось.
В следующий раз я увидела его «страшные» глаза, когда мы обсуждали встречу с друзьями.
- Как тебе Женя? – Тимур открывал вино, пока я искала фильм в онлайн-кинотеатре. У нашей общей подруги появился новый ухажер, и мы только вернулись с его смотрин.
- Вроде ничего. Симпатичный, начитанный, - ответила я, не отрываясь от экрана.
Не помню, что побудило меня отклониться влево – предчувствие или еле слышный свистящий звук. Через секунду тарелка с кобальтовой сеткой врезалась в стену прямо за мной и звонко разлетелась бело-синими осколками по дивану. Тимур смотрел на меня злым невидящим взглядом и шумно дышал.
- У нас проблемы, - бесцветно сказала я, уставившись на осколки фарфора и просто озвучивая свершившийся факт.
Тогда Тимур впервые заплакал. Он снова целовал ладони, терся головой о колени, как провинившийся пес, и обещал взять себя в руки. И на какое-то время он брал. А после все повторялось снова.
Я стала чуть больше понимать про идеальные семьи. Ведь именно так мы выглядели для окружающих.
- Эту песню я посвящаю Ирине, царице моего сердца, - Тимур протягивает руку в мою сторону, широко улыбается, поет «Я люблю тебя до слез». Спустя два дня я прячусь от него в нашем туалете, молясь, чтобы дверная завертка выдержала его ярость.
- Иринушка, любовь моя, как тебя порадовать? – муж берет мою ладонь, целует, оставляет в своей. Но больно сжимает ее, когда я говорю, что собираюсь навестить сестру во Пскове.
- Друзья, хочу сказать, что без этой женщины вы бы не видели меня таким счастливым, – супруг встает на одно колено, поднимает бокал вина в мою честь. Той же ночью он зло выкручивает мне руки и больно хватает за волосы, когда я отказываюсь заниматься с ним сексом. Остаются фиолетовые отпечатки на запястьях и чувство, что меня вот-вот стошнит. На этот раз оно неприятное.
Я никому не рассказывала. Сначала потому, что любила Тимура. Когда любишь – всему находишь оправдания. Он просто устал, сложный день на работе, я сама виновата – незачем было надевать такое короткое платье. Потом я не знала, кому говорить. Казалось, мне никто не поверит. Как Тимур, мечта всех подруг, мог оказаться домашним тираном? Я бы сама себе не поверила.
Развод. Эта мысль внезапно зажглась в голове и поразила своей очевидностью. Две недели я выжидала, когда у мужа будет хорошее настроение. Чтобы не оставаться наедине, я пригласила его в ресторан. Тимур не позволит эмоциям взять верх на людях.
- Я пригласила тебя сюда не просто так, - негромко начала я, когда мы сделали заказ.
- Во-первых, хочу сказать, что очень тебя люблю.
Он смотрел на меня в упор, почти не моргая, словно чего-то ждал.
- Но я больше так не могу. Наши отношения больны. И я хочу их излечить, пока не стало поздно. Пока у нас не появились дети… Тимур, я хочу развода.
Сначала я подумала, что он не расслышал. Выражение его лица не изменилось. Он продолжал смотреть на меня, заставляя нервничать. Затем муж взял мою руку и поцеловал. Сжал запястье чуть крепче, и, подтянув меня к себе, прошептал на ухо:
- Если ты подашь на развод, я тебя убью.
Он мягко отпустил мою руку и приступил к салату, который принес официант.
- Я хочу уйти, – чуть слышно произнесла я.
- Ты никуда не пойдешь, – буднично ответил Тимур, словно мы говорили о меню. – Ты съешь все, что заказала, а потом мы поедем домой. Потому что женщина не должна уходить прежде, чем мужчина ей разрешит. Ты меня поняла?
Он бросил взгляд свысока, приподняв подбородок, и снова вернулся к еде. Я механически пережевывала пищу, и во всем мне чудился привкус меди.
В тот вечер он меня не бил. Но напряжение между нами было таким плотным, что его можно было мять в комки и заталкивать в глотки.
Поездка во Владикавказ возникла спонтанно, когда у брата Тимура родился сын. Вся семья собиралась в отчем доме.
Муж сообщил мне о путешествии за два дня до отъезда.
- Посмотрим, какого племянника мне Марика родила, а там и сами прайд начнем увеличивать! – воодушевленно размышлял супруг, наблюдая, как я складываю вещи в чемодан.
О детях мы говорили только в первый год брака. Последние десять месяцев я прятала синяки под длинными рукавами и пила противозачаточные таблетки. Думаю, Тимур о них знал. Как я знала о том, что он проверяет мою сумку.
Спустя два дня мы сели в поезд Санкт-Петербург-Владикавказ. Тимур купил билеты в СВ.
- Это чтобы нам никто не мешал. Если ты понимаешь, о чем я, - муж широко улыбнулся и подмигнул.
Я понимала. Это чтобы никто не мешал ему бить жену, если она испортит ему настроение.
Прошло около часа с момента отправления, прежде чем мы заговорили.
- Я хочу поехать с мамой на дачу на пару недель, - я с нажимом терла обложку книги, которую зажала в руках, чтобы скрыть дрожь.
- Когда?
- Когда мы вернемся.
- А мы не вернемся. Разве я тебе не говорил?
- Это шутка? Почему ты даже не спросил меня?
- Я не должен ничего у тебя спрашивать. Если мужчина решает переехать, женщина едет за ним. Мы поселимся неподалеку от родителей, и ты родишь мне детей, как хорошая жена.
- Я не буду рожать тебе детей, Тимур. Я хочу развода, ты знаешь.
Он отпружинил с полки и схватил меня за горло. Пальцы были сухими, жесткими и больно давили под скулы.
- Твои родственники никогда не увидят тебя. Ты либо будешь жить со мной в Осетии, либо не будешь жить вообще.
Именно тогда я поняла, что надо бежать. Но не понимала, как. И вот я смогла, я свободна, наконец-то я…
«Скорый поезд 121А Санкт-Петербург-Владикавказ прибывает к третьей платформе. Нумерация вагонов с хвоста поезда».
Я растерянно заморгала, пытаясь обнаружить источник звука. Сквозь окно серый утренний свет жалил глаза.
- Ну ты и спа-а-ать, Иринушка, - услышала я откуда-то слева. В животе забился пойманный заяц. Сейчас меня вырвет.
- Вставай, почти приехали. Скоро Владик, - Тимур сел на край моей полки.
Больше интересных статей здесь: Психология.
Источник статьи: В клетке.