Сурганова. Часть 3. Au Неотправленные письма

Содержание

- Часть 3. Мой маленький рыжий

Случается, люди расстаются, а несказанного еще много. Но слышать тебя не хотят. И пишутся письма, но не отправляются адресату.

Письма. Слова. Воспоминания. Чувства. Музыка. Дрожь.

Никакой достоверности фактов. Никакой хронологии событий. Ничего, что может быть правдой.
Это все Музыка виновата, только Музыка, конечно же, она.
Кто знает, найдет много знакомого.

Письма, написанные от руки, теперь уже выглядят как поздравления из прошлого века.
Уайлдер Торнтон

Ночные Снайперы, Сурганова и Оркестр

Часть 3. Мой маленький рыжий

Привет, моя родная.

Чем больше ты отдаляешься от меня, чем больше времени проходит, тем чаще мыслями я возвращаюсь к началу. Играю иногда на скрипке. Как тогда, не на концертах, а дома, среди рассыпанных по полу нотных листов. Соседи помогают держать ритм: исправно стучат по батареям, если меня уносит после двадцати трех часов. Игра помогает погружаться. Берешь первую ноту, закрываешь глаза, музыка звучит, и когда звучание во вне совпадает с тем, что внутри, мне становится хорошо. Почти легко. Оставь мне эту ноту на память о себе. Я все пытаюсь найти ту исходную точку, с которой начался конец. Крах. Хочу записать ее нотами следом за скрипичным ключом, но она теряется где-то посреди строки, и прежде, чем я понимаю это, новый блестящий ключ открывает новую строчку… Погрязли мы, выходит, совсем погрязли, и случилось это так постепенно, что не заметили почти. Пока не рванула мина.

Собственно, как и в самом начале, разве нет? Пока не рвануло. Мне все казалось, что чувства мои не взаимны. Меня не сковывала робость, нет, никогда ее не было, тем более не было стыда. Неуверенность и страх. Неуверенность из-за твоих полупрозрачных намеков, брошенных, словно исписанные словами листы, надежд, которые ты давала и тут же забирала обратно, манила и сразу отшивала. Как заправский моряк. А страшно потерять было дружбу и совместное творчество. Страсть страстью, нежность нежностью, привычка привычкой, но меня тогда постоянно раздирало два противоположных желания. Одно – признаться в том, насколько больше дозволенного нашими рамками я люблю тебя. Второе – сдерживать лавину нежности, молчать и бороться со своим эгоизмом, желанием обладать тобой до потери пульса, до порванных струн и глоток, до журавлей в небе. Превозмогало над ними третье: беречь тебя. А еще мое безумно эгоистичное: хочу, чтобы ты улыбалась. Чтобы чаще, шире улыбалась. Внутри меня была и продолжается война.

Я помню, когда это возникло впервые. Я же не планировала влюбляться в тебя. Вот чего никогда не планировала. Так получилось. Помню, день был теплый такой и мне отчего-то так радостно, хотя причин тому нет, шла по Питеру, вспоминала, как по той же улице ходили мы вместе и меня буквально пронзило: хочу. Хочу прикоснуться. Я в тот момент впервые была так полно и абсолютно согласна со Станиславским: любить равно хотеть касаться. А ты была так далеко.

Обратите внимание: 6 заповедей королевы: эти правила изменят вашу личную жизнь. Часть 1.

И писем мне уже не хватало, хотелось взахлеб говорить, пока не выпьем весь чай и не перестанут шевелиться губы. Просто рядом с тобой быть. Ближе. Думаешь, почему так сорвалась и полетела? Интересно, если бы я этого не сделала, как бы все сложилось? Сложилось бы хоть что-то? Никто не знал, как я завидовала людям, живущим с тобой в одном городе! И ревновала тебя к этому городу, ко всему, что разделяло нас!..

Иногда в моей голове возникала мысль: ну зачем я ей? Вот у кого недостатков полон мешок, да еще целый ворох болячек… Ко всем моим болезням добавилась еще одна: кровь заражена тобой. Хотя, какая разница? Если о болезнях не вспоминать, можно жить и радоваться, и даже называть себя счастливым человеком. Я помню то колечко, спасибо за него. Сначала позволить себе поверить было сложно. А потом… Потом я просто не задумываясь, наслаждалась каждым мигом рядом. Никогда не ставила сроков, сколько это может продлиться, но точно знала, что вот сейчас – я счастлива. Больше, чаще, чем сотни вокруг.

Отчетливо помню наш «первый» поцелуй. Смеяться хочется каждый раз, когда думаю о нем. Но если бы не он, не так, может, другого и не случилось бы. Нас трое в дверях, кто был третьей? Не скажу точно, прощаемся уже. И тут мы обе промазываем и вместо чмока в щеку получается длинный такой чмок в губы друг другу. Случайно. И твои круглые глаза напротив. Ошарашенные зеленые глаза. Никогда не забуду, даже если ты забудешь. Ты выглядела смешно, только мне не до смеха было. И отпустить не могу, и удерживать нельзя. У меня тоже, наверное, глаза были круглые. От нахлынувшего счастья. У меня никогда не было такого дурацкого первого поцелуя. С послевкусием клубничного варенья. Зато и запомнился только один первый поцелуй за всю жизнь.

До чего же меня бесили твои надуманные недостатки: фигуры, волос, кожи! Я же хочу тебя независимо от этих параметров, хочу изнутри, глубже, абсолютно. Хочу, потому что это желание родилось не от того какая ты, а от того, кто ты для меня. Оно рвалось наружу, оно даже стало жить отдельно от меня, оно как Эйфелева башня в Париже: сначала казалось даже диким, а теперь кто может представить Париж без этой конструкции из железа? Или Питер без разводных мостов?

Я помню наши бессонные ночи, храню секунды в памяти, на бумаге, на старых кассетах и пленках, – я помню. Теперь самолеты не в силах стереть между нами расстояния, встречи не назначены, сроки истекли. Поэтому временами зябко, не хватает тепла твоих рук. Мне не хватает твоей ладони перед сном. Просто сжать ее в своей. Хочется еще и еще греть твои пальцы, рисовать круги и знаки на ладошке, изучать линии, будто я понимаю в них что-то, чувствовать, какие мягкие у тебя руки, действительно, – мягкие. И засыпать, напоследок еще раз взглянув в твои сонные глаза.

Мне бы понять, что разлуки неизбежны, но я понимаю, что родным не говорят «прощай». Родным говорят «люблю».