Есть особый род секретных агентов, которые успешно выведывают важнейшие государственные тайны противника так называемым «постельным» способом. «Шпионаж по любви» издревле практикуют все крупные разведки мира. Одним из наиболее изощренных «взломщиков сердец» был польский разведчик Сосновский.
КРАСАВЕЦ УЛАН
Незадолго до прихода к власти нацистов в Берлине появился отставной ротмистр польской армии Юрек фон Сосновский. Этот высокий, стройный атлет с благородными чертами лица являл собой классический образец мужской красоты. Вдобавок он отличался прекрасными манерами, элегантностью и веселым, общительным нравом, будучи при этом остроумным собеседником. Такие люди обычно легко входят в доверие ко всем без исключения. Приставка «фон» свидетельствовала о том, что в его жилах течет дворянская, притом немецкая кровь. Сам Сосновский называл себя также рыцарем Налемским, членом Лиги борьбы с большевиками. Судя по привычке сорить деньгами, у бывшего кавалериста имелось весьма немалое состояние.
Сосновский умел заводить нужные знакомства. Мужчинам он рассказывал о тонкостях верховой езды, о своих планах принять участие в международных соревнованиях по конному спорту, а может, и в Олимпиаде-36 в Берлине. Приглашал осмотреть его конюшню, где он держал породистых скакунов.
Для женских ушек предназначалась совсем другая история. Дескать, он полюбил жену полкового командира, та ответила ему взаимностью, но роковые обстоятельства разлучили их навсегда. Ему верили и сочувствовали.
Обаятельный красавец быстро обрастал полезными связями. Одним из его новых знакомых стал влиятельный дипломат барон фон Берг, большой знаток и любитель лошадей. Вдвоем они нередко встречались на различных приемах и фуршетах. На одном из таких приемов Сосновский познакомился с женой дипломата – баронессой Бенитой фон Берг, очаровательной брюнеткой с независимым характером и манерами утонченной аристократки. Баронесса не скрывала своих взглядов и пристрастий. О действующих политиках она отзывалась язвительно, а рвущихся к власти нацистов и вовсе считала недоучившимися выскочками. От ее острого язычка доставалось и будущему фюреру. Не скрывала баронесса и того факта, что они с мужем лишь формально числятся супругами. Бенита не могла простить мужу того, что он, аристократ, готов ради карьеры служить нацистам. Дело у них, кажется, шло к разводу. Между прочим, для Бениты это был уже второй неудавшийся брак. Ранее она была замужем за графом Фалькенхайном и порвала с ним тоже по собственной инициативе.
Сосновский быстро разобрался в ситуации, как и в том, что сердце гордой красавицы, несмотря на ее бурную интимную жизнь, остается свободным.
Вскоре они стали любовниками. Театры, рестораны, элитные клубы, ипподром - повсюду их видели вместе. Благодаря связям Бениты, в богатом и хлебосольном доме Сосновского по вечерам собиралась избранная публика – видные чиновники, военные, дипломаты, промышленники… Многие считали за честь получить сюда приглашение.
Отношения между любовниками становились всё более доверительными. Как-то незаметно для обоих легкая интрижка переросла в глубокое чувство. Но Сосновскому предстояло еще сделать самый важный, весьма рискованный шаг. Однажды, в минуту откровения, он признался Бените, что работает на польскую разведку.
Разговор в эту ночь у них выдался очень непростым. Но наутро Бенита пообещала возлюбленному помогать ему во всем.
ПРЕКРАСНЫЕ ДАМЫ
Бенита сдержала слово, не откладывая дела в долгий ящик. Причем действовала она так изобретательно, будто закончила спецкурс в разведшколе.
Одна из ее кузин – Рената фон Натцнер, молоденькая, неискушенная девушка, - служила машинисткой в военном министерстве, в 6-ом инспекционном отделе, где, кстати говоря, разрабатывалась стратегия танковых и моторизованных ударов. Рената постоянно перепечатывала приказы своих начальников, в том числе с грифом «совершенно секретно». Лучшего кандидата на роль агента и представить было трудно.
Но сначала кузину требовалось охмурить. Бенита приблизила девушку к себе, стала водить ее по дорогим магазинам, приглашать на вечеринки, прельщать изысками красивой жизни, и постепенно втянула ее в долги. Затем ей удалось убедить кузину в том, что немецкие военные, в частности, руководители 6-го отдела, тайно продались большевикам, и потому, мол, долг истинных патриотов – разоблачить этих предателей. Последним «аргументом» стала, видимо, постель Сосновского, в которой Рената очутилась с благословения Бениты, убежденной, что сердце ее Георга (так она звала любовника на немецкий лад) принадлежит ей одной.
Именно Рената фон Натцнер сделалась одним из наиболее ценных агентов Сосновского. По его совету, она использовала весьма простой прием: печатая важный документ, закладывала сразу две копирки. Верхнюю сдавала вечером начальнику делопроизводства, как и предписывала инструкция, а нижнюю, спрятав в одежде, приносила Сосновскому.
Пользуясь полным доверием своих начальников, Рената настолько осмелела, что однажды вынесла из министерства полный текст (200 машинописных страниц!) так называемого «плана А» - стратегического документа, предусматривавшего разгром Польши в течение нескольких недель. Документ она передала Сосновскому на одну ночь (утром его надлежало вернуть на место). Разведчик перекопировал несколько страниц и отправил их по сайтам связи в Варшаву, запросив дальнейших инструкций. Но в Варшаве «план А» сочли фальшивкой и в конечном итоге отказались от намерения получить документ целиком.
Куда большим успехом у руководителей польской разведки пользовались такие документы, как, например, германо-советское соглашение о секретном полигоне под Липецком, где проходили испытания новейшие образцы немецкой техники.
Однажды Рената принесла Сосновскому ключ от сейфа, где хранились наиболее засекреченные материалы 6-го отдела. С точки зрения здравого смысла, этот поступок был лишен всякой логики. Ибо воспользоваться ключом Сосновскому не удалось бы ни при каких обстоятельствах. Вместе с тем, похищение ключа наглядно демонстрирует те возможности, которые имелись у девушки по добыванию конфиденциальных сведений и выносу их из охраняемого здания министерства. Всего же польский разведчик получил от влюбленной в него фрейлейн порядка двухсот ценных документов.
Вслед за Ренатой баронесса свела своего кумира с другой своей родственницей – Ирен фон Иена, сотрудницей военного министерства в чине майора, имевшей прямой доступ к секретной документации. Фрейлейн Ирен по убеждениям была нацисткой, в средствах не нуждалась, к судьбе Польши была равнодушна. Тем не менее, она тоже стал активным агентом Сосновского. Почему? Надо полагать, польский разведчик увлек ее как мужчина. А риск, связанный с выносом секретной документации, лишь добавлял пикантности их любовному роману.
Были и другие женщины, которых поставляла Сосновскому верная Бенита.
Впрочем, Юрек по-прежнему практиковал и самостоятельную охоту. Однажды в его сети угодила венгерская танцовщица Леа Ньяко. Сосновский сумел настолько обаять девушку, что та согласилась ради его нежности соблазнять высокопоставленных военных, втягивать их в долги и склонять к агентурной работе. С помощью Леа Сосновский завербовал нескольких сотрудников военной разведки и министерства иностранных дел.
ТОТАЛЬНАЯ СЛЕЖКА
Роль беспечного прожигателя жизни, которую так блистательно играл Сосновский, бьющая в глаза роскошь, в которой он купался, сделали его героем отдела светской хроники в ряде берлинских газет. Весной 32-го года в одном из популярных изданий появилась статья «Кто вы, ротмистр Сосновский?» Дотошные журналисты провели расследование и выяснили, что Сосновский – никакой не «фон» и не «рыцарь», что его родители – обыкновенные обыватели, чьи доходы весьма и весьма скромны. Откуда же их красавчик сынок черпает средства, которые с такой лихостью швыряет направо и налево? Уж не шпион ли вы, господин Сосновский, ёрничали берлинские репортеры? Этот же вопрос после выхода статьи ему задавали и многие знакомые. В шутливой форме, разумеется. Сосновский тоже отшучивался, уж на это он был мастер.
Удивительно, но немецкая тайная полиция по-прежнему не интересовалась им.
Однако продолжаться так до бесконечности не могло.
Тучи над головой удачливого разведчика начали сгущаться с приходом к власти фашистов.
Первой не выдержала венгерская танцовщица Леа Ньяко.
На беду Сосновского, именно в этот момент девушка узнала, что она – не единственная у пылкого любовника. Приступы ревности привели ее к решению отомстить «обманщику» как можно чувствительней. Леа помчалась к своему антрепренеру и призналась в шпионаже против Германии. Антрепренер, в свою очередь, направился в гестапо.
Узнав о том, что у них под носом эффективно действует агентурная сеть потенциального противника, гитлеровцы схватились за голову. Однако ломать дров не стали. Побеседовав с перепуганной девушкой, они заверили ее, что та избежит наказания, если согласится работать на гестапо и выяснит весь круг знакомых Сосновского, а также все адреса его конспиративных квартир.
Затем гестапо (по некоторым сведениям, совместно с абвером) повело искусную шпионскую контригру. Сосновскому подставили красавицу Марию, которая, якобы, служила в РСХА и имела доступ к сверхсекретной информации. В действительности же, «Мария» была агентом гестапо. Через нее Сосновскому начали подбрасывать всякого рода фальшивки. Одновременно гестаповцы вышли на след ведущих агентов Сосновского и, сами оставаясь в тени, принялись «сливать» тем сфабрикованную дезинформацию.
Начиная с определенного момента, к Сосновскому потекла только откровенная «липа», хотя и в правдоподобной упаковке.
ГРОМКИЙ ПРОЦЕСС
Польский разведчик ощутил кожей: что-то идет не так. Кардинально изменился характер документов. Еще недавно Польша рассматривалась в них как несомненный противник. И вдруг – чуть ли не заверения в вечной германо-польской дружбе! Вряд ли гитлеровцы так резко изменили свои планы. Значит, «деза»? Значит, его агенты, рискуя собой, таскают из огня фальшивые каштаны? Если так, то продолжать эту деятельность не имело смысла. Сосновский принял решение отдать своим людям команду залечь на дно, а самому бежать в Польшу. То же самое ему настойчиво советовала Бенита, почуявшая женским сердцем приближение большой беды.
Но было уже поздно.
Сосновского арестовали в тот вечер, когда он готовился к тайному отъезду. В ходе обыска в его библиотеке обнаружили несколько копирок с отпечатками документов из военного министерства. Впрочем, улик и доказательств у гестаповцев имелось в избытке.
По всему городу шли аресты его агентов. Некоторые из них, например, Рената фон Натцнер, сразу же пошли на сотрудничество с гестапо, рассказав всё, о чем знали.
Однако же, агентурная сеть Сосновского была так велика, а ряд агентов законспирирован так тщательно, что гестаповцы взяли не всех. К чести Сосновского, сам он никого не выдал.
Следствие по делу, сопровождаемое громкой истерией шпиономании в немецкой прессе, продолжалось много месяцев.
Сосновский на допросах вел себя в высшей степени достойно. По-рыцарски. Пытаясь умалить вину своих любовниц, он утверждал, что те ничего не знали о его шпионском ремесле, видя в нем только авантюриста, искателя приключений. Он также пытался спасти Бениту, предложив той выйти за него замуж и принять польское гражданство (в тот период в Германии иностранцев не казнили). По просьбе Сосновского польский посол Липский лично хлопотал об этом браке перед Гитлером. Но фюрер отказал, помня, видимо, о язвительных шпильках Бениты в его адрес.
Гестапо и абвер направляли на заседания суда молодых сотрудников, чтобы те поучились у Сосновского, как надо вести разведку.
16 февраля 1935 года суд приговорил Бениту фон Берг (Фалькенхайн) и Ренату фон Натцнер к смертной казни, Ирен фон Иена и гражданина Польши Сосновского – к пожизненному заключению.
Казнь обеих женщин состоялась через несколько дней во дворе тюрьмы Плетцензее на глазах у Сосновского. Очевидно, фашисты не отказались от намерения окончательно сломить дух разведчика, чтобы выведать у него нераскрытые тайны. Узниц казнили на плахе. Первой - Ренату, которая кричала и билась в истерике. Затем Бениту, которая приняла свою смерть со спокойным мужеством. По некоторым сведениям, она положила на плаху перед собой фотографию Сосновского, чтобы видеть любимые черты в момент смерти. Но, возможно, это только красивая легенда. Известно, однако, что в последующем Сосновский не раз корил себя за смерть верной возлюбленной, которая и вправду была ему надежным помощником во всем.
После оглашения приговора Сосновский провел в немецкой тюрьме еще более года. За этот период польское командование дважды повышало его в звании. Наконец, в конце апреля 36-го года состоялся обмен, знакомый многим по шпионским кинофильмам. Сосновского обменяли на руководителя немецкой общины в Польше, обвиненного в шпионаже в пользу Германии.
«НАГРАДА» ДЛЯ ГЕРОЯ
Вопреки всем ожиданиям, родина встретила героя-разведчика сурово, чтобы не сказать жестоко. Он снова оказался в тюрьме, теперь уже польской. Его обвинили в том, что он снабжал польскую разведку заведомой дезинформацией.
Парадокс заключается в том, что «дезой» посчитали подлинные документы, добытые агентурой Сосновского, документы, где говорилось о готовящемся нападении Германии на Польшу. А вот реальная «деза», состряпанная немецкой разведкой и подброшенная Сосновскому через «Марию» и других женщин, в Польше была признана достоверной информацией.
Затем на какое-то время Сосновский всё же оказался на свободе. Но ненадолго.
Вскоре его снова арестовали, на этот раз по обвинению в перерасходе денежных средств на содержание агентуры. Оказалось, что за период своей «красивой» жизни в Берлине он истратил порядка 1 млн. рейхсмарок, то есть, половину того бюджета, которым располагала польская резидентура в Германии.
Сосновского заключили в мрачную крепость, расположенную на территории Западной Белоруссии, входившей тогда в состав Польши.
В сентябре 39-го его освободили части Красной Армии. Но это было весьма условное «освобождение». Ибо Сосновскому пришлось сменить польскую тюрьму на советскую. Его под конвоем привезли в Москву, на Лубянку.
УЗНИК ЛУБЯНКИ
Кадровый офицер польской разведки Сосновский поначалу был настроен категорически против всякого сотрудничества с советской разведкой. Но у руководства НКВД были свои виды на ценного узника.
Содержали его в относительно приличных условиях (по тюремным меркам, конечно), кормили вдоволь, но на контакт он не шел. На все вопросы отвечал, что ничего не помнит, потерял память.
Между тем, руководство НКВД имело весьма подробную информацию о деятельности Сосновского в Германии. В разведке столь опытными кадрами не разбрасываются.
Генерал-лейтенант госбезопасности П.А.Судоплатов, бывший с марта 1939 года заместителем начальника разведслужбы НКВД, пишет в своих воспоминаниях о том, что он предложил Берии подсадить в камеру Сосновского для его перевербовки резидента НКВД Зубова, который в тот момент сам был арестован. Зубов бегло говорил по-немецки и по-французски, слыл тонким психологом. В сущности, Судоплатов хотел избавить Зубова от физических истязаний, которым тот подвергался в ведомстве Кобулова, где из него выбивали признание. Ход Судоплатова удался. Берия распорядился перевести Зубова на Лубянку.
Находясь с Сосновским в одной камере, Зубов сумел оценить его потенциальные возможности и склонить к сотрудничеству с советской разведкой.
После Зубова работу с Сосновским продолжили два других аса советской разведки – В.М.Зарубин и Зоя Рыбкина-Воскресенская, будущая писательница.
Сосновский временами всё еще демонстрировал «забывчивость».
Тогда Зарубин и Рыбкина-Воскресенская стали разыгрывать перед ним своеобразный психологический спектакль. Зарубин задавал вопросы Сосновскому (в основном, касающиеся его деятельности в Германии), а отвечала на них Рыбкина-Воскресенская, причем с таким знанием деталей и мелких подробностей, что Сосновский не выдержал, наконец, и воскликнул:
- Я восхищен мастерством русской разведки и готов ответить на все интересующие вас вопросы!
Сосновский рассказал, что в Берлине остались еще два его агента, так и не раскрытые гестаповцами.
Как сообщает Судоплатов, позднее два этих источника информации были задействованы советской разведкой и принесли немалую пользу в период 1940-1942гг. Кроме того, Сосновский подал идею использовать связи князя Януша Радзивилла, влиятельного польского аристократа, который в тот момент также находился в камере на Лубянке. Князем занимался лично Берия, пытавшийся сделать того посредником между советским руководством и Германом Герингом. Но это отдельная история.
Что же касается дальнейшей судьбы Сосновского, то о ней известно крайне мало. По некоторым сведениям, он был выпущен на свободу, вступил в ряды Войска Польского и погиб при освобождении Варшавы в 1945 году.
И последнее. В своих воспоминаниях Судоплатов называет почетного пленника «полковником Станиславом Сосновским». В ряде источников можно встретить другое имя польского разведчика – Ежи. Но эти, как, впрочем, и другие разночтения лишь подтверждают давнюю истину: чем выше мастерство разведчика, тем больше у него имен и даже биографий, тем причудливее переплетаются вокруг его реальной деятельности легенды.
Интересное еще здесь: Психология.