Почему общество считает, что детей хотят только женщины, и как это влияет на оценку родительского труда

В интернет-обсуждениях часто поднимается тема двойных стандартов в оценке родительского вклада. Женщины делятся историями, когда отца хвалят и жалеют за минимальное участие, в то время как материнский ежедневный труд, требующий полной самоотдачи, воспринимается как нечто само собой разумеющееся и редко удостаивается общественного признания.

Неравное признание равных усилий

Яркий пример — реакция на новость о беременности. Внимание и сочувствие окружающих часто сосредотачиваются на будущем отце, хотя его образ жизни и обязанности обычно не меняются кардинально. Между тем женщина уже сталкивается с физическим дискомфортом, токсикозом и повышенной нагрузкой, совмещая это с работой, бытом и заботой о других детях. Получается, что дополнительная нагрузка ложится на неё, а общественная поддержка адресуется ему. Это вызывает закономерное недоумение и вопрос о справедливости.

Потребность в одобрении и признании ценности своего труда — это естественно для социального существа. Когда общество видит и ценит вклад, справляться психологически легче. Однако на практике одни и те же родительские действия — будь то игра с ребёнком, прогулка или чтение сказки — получают разную оценку в зависимости от того, кто их совершает: отец или мать. Даже в ситуациях, где с детьми помогает бабушка, это чаще рассматривается как помощь именно матери, а не обоим родителям в равной степени.

Корень проблемы: укоренившийся миф

Объяснение этой несправедливости кроется в глубоко укоренившемся социальном стереотипе. Широко распространено мнение, что дети — это исключительно женское желание, инициатива и потребность. Мужчина в этой парадигме выступает пассивной стороной, которая «идёт навстречу» или «соглашается» ради женщины. Эта идея настолько сильна, что возможность взаимного, обоюдного желания иметь детей часто даже не рассматривается. А уж мысль о том, что мужчина может хотеть ребёнка больше, чем его партнёрша, многими воспринимается как нечто из области фантастики.

Общественный вердикт звучит примерно так: «Детей может хотеть только женщина». Из этой установки вытекает простая, но искажённая логика: раз она хотела, то и терпеть связанные с этим трудности — её удел и норма. Он же, жертвуя своим комфортом ради её желаний, автоматически заслуживает большего сочувствия и поддержки. В таком свете отцовство превращается в некую «повинность», которую мужчина несёт, даже если она в чём-то приятна.

Реальность против стереотипа

Однако жизнь опровергает этот упрощённый взгляд. Достаточно заглянуть в комментарии к статьям на тему алиментов или раздела детей после развода. Там часто звучат гневные и горькие слова отцов, для которых дети важны и нужны, но которые сталкиваются с ограничениями в общении. Разве стали бы они так переживать, если бы дети им были безразличны?

Известны и многочисленные случаи, когда брак распадается из-за женского бесплодия, и мужчина ищет партнёршу, способную родить ему наследника. Это поведение явно противоречит тезису о том, что мужчины не хотят детей. В большинстве семей, где ребёнок был запланирован, его хотели оба родителя.

Ситуация становится сложнее, когда беременность наступает вне плана. Здесь часто рождаются нарративы о том, что «он не хотел, а она заставила». При этом упускается из виду, что и женщина могла не хотеть этой беременности, но принять решение против аборта — это не то же самое, что страстно желать ребёнка. В случае незапланированной беременности оба партнёра часто оказываются в равных условиях неготовности.

Истории о «женском коварстве», когда женщина якобы обманом добивается беременности, также стоит рассматривать критически. Ответственность за контрацепцию лежит на обоих партнёрах, особенно на том, кто не хочет ребёнка. Кроме того, существуют и обратные ситуации, где мужчина оказывает давление на жену, чтобы та родила. Таким образом, манипуляции и давление — не исключительная прерогатива одного пола.

Остаётся вопрос: откуда же взялся этот устойчивый миф? Вероятно, он служит для оправдания традиционного распределения ролей и снятия с мужчин части социальных ожиданий в сфере родительства, перенося всю ответственность за «хотение» и, как следствие, за основной уход, на женщин.