Да, обычно я пишу о моде, но и о красоте тоже. И о картинах. Так что не могу не закончить историю о прекрасной Элизабет Сиддал, музе Данте Габриеэля Росетти.
Она стала художницей, и у неё была собственная манера, которую многие хвалили. До сих пор её творчество недооценено, и, конечно, отступает на задний план перед тем фактом, что она была спутницей Россетти.
Через несколько лет после того, как Элизабет попала в круг прерафаэлитов, он постепенно отказался от других натурщиц, а ей запретил позировать кому-либо ещё. И, конечно, она стала его возлюбленной. Положение женщины при этом в викторианском обществе было даже не то чтобы двусмысленным, а однозначно низким. Барбара Ли Смит, леди-феминистка той поры, писала своей знакомой в 1854: «Данте Россети ей добрый друг, и я уверена, чтоб если бы обстоятельства были бы благоприятными, он бы женился на ней. Конечно, её не принимают в обществе, поскольку она натурщица (пусть всего двух членов братства прерафаэлитов), поэтому, пожалуйста, не говори об этом никому».
Поначалу их отношения были очень близкими и пылкими. Считается, что расцвет Россетти ещё и как поэта совпадает со временем знакомства с Элизабет и заканчивается с её смертью. Но отношения не были безоблачными.
С годами её здоровье всё ухудшалось, а у Россетти находились новые музы. Сиддал всё реже появлялась на его картинах... Эти новые музы становились и любовницами, что, конечно, очень ранило её. К тому же они всё никак не могли пожениться – Россетти несколько раз это откладывал. И только после едва ли не десятка лет совместной жизни, в 1860, они, наконец, обвенчались. Но здоровье Сиддал к этому времени было уже настолько подорвано, что даже в церковь, до которой было пять минут ходу, пешком она дойти не могла. Спустя год у них родилась девочка, но уже мёртвой. Так что, наверное, неудивительно, что, измотанная жизнью с непростым человеком, будучи слабого здоровья, да ещё и получив такой удар, Сиддал всё чаще прибегала к лаудануму, настойке опия, который в ту пору считался безопасным. Его прописывали... да буквально от всего, начиная с болей и заканчивая бессонницей или женскими болезнями. И в феврале 1862 тридцатидвухлетняя Сиддал, беременная во второй раз, скончалась, как считается, от передозировки лауданума. Было ли это самоубийство – неизвестно.
Россетти, несмотря на другие свои романы, был по-настоящему безутешен. Тогда и родилась ещё одна… можно сказать, легендарная история, хотя она и совершенно правдива. В гроб Элизабет он положил тетрадь свои стихов, многие из которых были записаны только там, и больше нигде. И вот пять лет спустя после её смерти он, уйдя в поэзию, захотел опубликовать их. И получил разрешение на эксгумацию. Чарльз Огастас Ховелл, арт-дилер, убедивший Россетти сделать это, надзирал за процессом. Розалинда Говард, жена художника-аристократа Джорджа Говарда, записала позднее, что лицо Лиззи было таким же прекрасным, как при жизни, только, когда вынимали книгу, спрятанную в её роскошных волосах, которые не переставали расти, часть щеки отделилась вместе с книгой... Эти стихи, вместе с новыми, Россетти опубликовал... Однако тень этого поступка навсегда легла на его репутацию.
Через два года после её смерти Россетти начал писать портрет блаженной Беатрикс, дантовской Беатриче, на который ушло несколько лет. При работе он опирался на наброски, сделанные при жизни Элизабет. И, судя по другим его произведениям, в том числе поэтическим, Россетти никогда её не забывал...
P.S. Подписывайтесь на мой канал по истории моды и костюма! И... чем больше лайков и перепостов, тем больше статей!