О раке Екатерина Воронова говорит абсолютно будничным голосом. Так обычно рассказывают о походе на не слишком интересный спектакль: раз уж достался билет, пришлось посмотреть.
К диагнозу, услышав который многие готовы упасть в обморок, она относится не без иронии:
«Да, в какой-то момент у меня выпали волосы — но они выпали везде. Некоторое время можно было не думать про депиляцию. В любой ситуации надо искать плюсы!».
Сейчас Екатерине 52 года, она живет в Москве и работает в издательстве.
Екатерина Воронова
Сожалеет она лишь об одном: что слишком доверяла врачам, а не своим ощущениям.
— В 2015 году я сама нащупала в груди опухоль размером с грецкий орех. Дорогие читательницы, не забывайте и вы проводить самоосмотр — хотя бы раз в месяц.
Если вас что-то беспокоит, бегите к маммологу, делайте маммографию — даже если уплотнение размером с горошину. Сама я месяца два собиралась пойти к специалисту: была ведь надежда, что само пройдет. Не прошло.
Увы, мне не повезло с врачом: маммолог прощупала грудь, сделала УЗИ и пункцию. Но делать пункцию она решила «на глазок» — просто воткнула иголку наугад, не смотря на результаты УЗИ. Это потом я узнала, что материал для исследования должны были взять точно из опухоли.
Через неделю врач сказала мне, что анализ хороший, никакого рака у меня нет. Я обрадовалась: «Отлично! Значит, я могу поехать в отпуск в жаркие страны?» «Да, конечно. Отдыхайте, где хотите. Придете на осмотр через полгода».
И я полетела в Египет… Если бы у меня было хоть малейшее сомнение в диагнозе, я бы конечно не стала этого делать.
Через полгода я пришла в эту же поликлинику, и оказалось, что та дама уволилась. Меня принял новый маммолог. Пункцию он делать не стал. Но сказал: «Ситуация мне не нравится. Я предлагаю резать». Конечно, я испугалась: «А можно не резать?» — «Можно не резать», — легко согласился доктор.
Я же не врач, потому наивно решила: если специалист говорит, что можно обойтись без операции, то зачем ложиться под нож?! Доктор сказал прийти на следующий осмотр еще через полгода.
Вот так и получилось, что драгоценный год был потерян… Я пошла на прием к третьему маммологу, захватив с собой все предыдущие маммограммы. Врач только глянула в них и сразу спросила: «А почему вас до сих пор не прооперировали?». Увидев мои изумленные глаза, она добавила: «Даже без пункции могу сказать, что у вас опухоль. которую нужно удалить».
В этот же день мне оперативно сделали УЗИ, и уже опираясь на его результаты, взяли пункцию. И тут выяснилось, что за этот год у меня появилась новая опухоль — при этом старая опухоль практически не росла, а вот новая вела себя довольно агрессивно, постоянно увеличивалась в размерах.
Если бы меня прооперировали, пока была одна опухоль, возможно, вырезали бы лишь сектор. А так пришлось удалять грудь целиком. Но перед операцией необходимо было провести курс химеотерапии. Меня это очень удивило: ну как так, лечить что-то, чтобы потом отрезать?!
Хорошо, что у меня была знакомая-онколог. Она смогла доступным языком объяснить, зачем это нужно: условно говоря, надо было остановить рост опухоли, чтобы лимфоузлы не пострадали. На самом деле, большая проблема наших больниц в том, что далеко не все врачи способны поговорить с пациентом на понятном ему языке.
— Вы и во время лечения оставались таким же позитивным человеком?
— Да, плакала я всего дважды. Первый раз, когда услышала диагноз. Врач мне сказала: «Главное, не читайте обсуждения в интернете и рассказы в очереди не слушайте».
Второй раз рыдала перед началом химиотерапии. У меня каждый сеанс длился 6 часов. «Знающие» люди напугали: «Это ужасное состояние, вены будут леденеть…» Сейчас готова говорить всем: «Не надо ничего бояться!». Если у вас длительная химеотерапия, то вам вколют препарат, чтобы вы почти все время процедуры проспали.
А вообще, лично я химиотерапию переносила легко. Правда, я сразу поинтересовалась у медсестер, какие препараты стоит пропить, чтобы лучше переносить химиотерапию. Они мне посоветовали два — против рвоты и расстройства желудка.
После операции я 2,5 недели провела в больнице — зато выспалась. Успокаивала всех остальных пациенток. Одна, например, рыдала из-за того, что сына не успеет вырастить. Я говорю: «Прекратите, вы же в отделении, где оперируют грудь. От рака груди, обнаруженного на начальной стадии, не умирают!». Она удивилась: «Как не умирают?!». Оказалось, опухоль у нее размером с горошину — там достаточно было вырезать сектор.
В больнице не хватает психологической помощи. Тех, кто объяснял бы, что рано писать завещания. Желательно при этом, чтобы консультировали не теоретики, а люди, реально боровшиеся с раком. Я сама столько коллег по несчастью успокаивала. Рассказывала, как проходит операция пошагово. Ведь люди боятся неопределенности.
Во всем ищу позитивное. Например, во время химиотерапии все болезни отступают. У меня вечно были проблемы с носоглоткой, псориаз, проблемные суставы — ничего из этого не беспокоило в период лечения. Теперь вот все вернулось на круги своя.
Еще один плюс — инвалидность, которую дают всем. Это и бесплатный проезд в общественном транспорте, и льготы при оплате коммунальных платежей, и бесплатная парковка. Я собрала все необходимые документы и жду решения комиссии.
Екатерина с детьми (2016 год)
— Как Вы сообщили своему окружению о диагнозе?
— Я сразу решила, что скрывать свой диагноз ни от кого не буду. В конце концов, это же не венерическое заболевание, чтобы его стыдиться. Да и сложно утаить рак, когда ты проходишь курс химеотерапии.
Волосы начали выпадать через три недели после старта лечения. Я заскочила в парикмахерскую и сказала: «Постригите меня быстренько налысо. И, чтобы вы меня не пытались отговаривать, сразу скажу: у меня рак».
Дело было в январе — на улице можно было спокойно появляться в шапке. Потому окружающие на меня особого внимания не обращали. А чтобы из знакомых и коллег никто не задавал лишних вопросов, села и написала пост на «Фейсбуке»: «Не удивляйтесь, если уже завтра увидите меня лысой. Не надо охать и ахать — у меня рак, но я не умираю».
Я удивилась тому, как отреагировали «фейсбучные» друзья — была уверена, что многие из них меня не читают вообще. А тут люди стали предлагать финансовую помощь. К счастью, она не потребовалась — в России онкобольные лечатся бесплатно.
Семейная фотография
Даже парик я покупать не стала. Качественный стоит довольно дорого — примерно, 40–50 тысяч российских рублей. Будет такая сумма лишней — лучше отдыхать поеду.
Дешевый парик буквально «кричит» о том, что у его владелицы волосы не свои. Затем я неоднократно в очереди наблюдала за дамами в таких париках — они постоянно чешут голову.
И потом, в парике жарко. Перед началом химеотерапии любую женщину вне зависимости от возраста искусственно вводят в состояние менопаузы. Из-за этого постоянно бросает то в жар, то в холод. Носить летом на голове считайте шапку — то еще удовольствие. Для меня же собственный комфорт был важнее, чем эстетические чувства окружающих.
Спустя 2 месяца после последней химеотерапии начали расти волосы — сперва вернулись брови и ресницы. Потом уже и на голове начала отрастать шевелюра — правда, волосы все седые, но лучше такие, чем никакие.
— Сейчас Ваше лечение завершено?
— Во время операции мне вырезали не только грудь, но и 17 лимфатических узлов. Из них 1 оказался заражен, назначили таргетную терапию — 6 курсов. Из них 5 я уже прошла.
Сейчас хожу с силиконовым протезом и это довольно неудобно. Его нужно носить постоянно, чтобы нагрузка на позвоночник распределялась равномерно. Ходить с одной грудью — это то же самое, что в одной руке тащить ведро с водой.
Каждый вечер протез нужно мыть, а лифчик стирать. Однако когда будет можно, я вставлю имплантат в грудь.
— Что вас раздражало в поведении окружающих?
— Привычка незнакомцев бестактно пялиться. Я спокойно реагировала, если меня внимательно рассматривали маленькие дети: да, я понимаю, что для них лысая тетя без бровей и ресниц выглядит странновато. Тем, кто таращился на меня, хотелось сказать: «Да посмотри на себе лучше! Как ты одет?!»
Как-то раз взрослый мужчина показал другу на меня рукой, а потом принялся истерично хохотать... И вот что делать? Идти объяснять, что рак — это не очень смешно? Но это издержки моего простого района. В центре Москвы на меня никто не обращал внимания.
Напрягали люди, которые писали: «Ой, да перестань! Вон у моей бабушки 20 лет назад тоже грудь отрезали — и ничего, жила счастливо». И так и хочется спросить: «Голубушка, а ты уверена, что твоя бабушка действительно счастлива была? То, что она улыбалась внучке, не значит, что каждый вечер, снимая одежду и видя ужасный шов, она не расстраивалась». Все эти «позитивные» истории ни капельки не успокаивают.
Следующая категория доброжелателей — верующие. Я росла в то время, когда детей крестить было не принято. И до сих пор я не крещеная. Были те, кто советовал: «Ты покрестись, и все пройдет». Люди, ну пусть вы верующие, но высшее образование у вас же обычно есть. Куда опухоль денется после крещения?
Или вот еще вариант: «Ты покрестись, чтобы мы могли за тебя молиться». А я не считаю, что стоит бросаться в веру из-за болезни.
Раздражало порядком и «Держись, мы с тобой!». Ну, кто со мной? Поддерживает меня семья, а остальным к чему такими фразами бросаться?
Ужасно себя чувствовала, когда со мной разговаривали трагическим голосом. Моя соседка, с которой я хорошо общалась, могла позвонить и начать причитать на тему: «Катюююша, ну как у тебя дела?». В итоге я чувствовала себя неловко, и мне приходилось 2 часа ее успокаивать»! Выматывало такое общение невероятно.
В итоге я разорвала отношения. Ну, не хочу слушать про то, что умираю! Моя задача — выжить.
— А что стоит сказать, чтобы действительно поддержать человека?
— Предложите помощь. Не обязательно финансовую. Если возможности позволяют, скажите: «Я могу отвозить тебя на химеотерапию» или «Я могу съездить забрать результаты твоих анализов».
У меня, например, после пятой-шестой химии начали неметь ступни — ходить было безумно неприятно. В офисе мне было сложно даже сходить достать из принтера распечатанный макет. Его мне приносили коллеги — и даже такая небольшая помощь на самом деле очень ценна.
— Поменялось ли Ваше отношение к жизни после болезни?
— Нет, абсолютно. Я всегда старалась выжать из города все — ходить на выставки, спектакли, лекции. Единственное, от чего на время отказалась, — это от масштабных посиделок в кафе. Собравшись большой компанией в каком-нибудь хорошем заведении, люди любят фотографироваться. А позировать для фото я не хотела. Ведь даже лицо мое выглядело специфически — брови и ресницы его покинули. Приходилось их хоть как-то рисовать.
Как только после операции появились силы, я вернулась к занятиям благотворительностью — снова стала ездить по детским домам.
Единственное, что я поняла: жить надо так, как мне удобно. Сейчас я у себя в приоритете.
Июль 2017-го года
Конец августа
Фото из архиваЕкатерины Вороновой