Наше восприятие мира часто бывает искажено незалеченными психологическими травмами, полученными в детстве. Эти травмы действуют как фильтр, через который мы интерпретируем действия и слова других людей, иногда полностью меняя смысл происходящего.
Когда защита границ воспринимается как нападение
Например, когда я четко обозначаю свои личные границы, человек с травматичным опытом может воспринять это как агрессию в свой адрес. Точно так же объективная обратная связь или простое наблюдение могут быть истолкованы как критика, особенно тем, кто в детстве сталкивался с гиперкритикой и недостатком принятия.
С людьми, чей детский опыт был наполнен большей поддержкой и свободой со стороны родителей, взаимодействовать, как правило, проще. Их опыт позволяет им допускать, что к ним могут относиться хорошо, они менее подозрительны и не ждут подвоха.
Ожидание угрозы и защитные реакции
Люди с травмами, напротив, часто не верят в искренне доброе отношение. Они склонны видеть скрытые угрозы, неуважение или нападки даже там, где их нет, и мгновенно переходят в режим обороны. Чтобы убедить такого человека, что перед ним не те, кто причинил боль в прошлом, а другой человек с иными намерениями, требуется огромное терпение и время.
Обратная сторона: невидение насилия
Но бывает и противоположная ситуация, когда реальное нарушение границ или насилие не распознается, а даже приветствуется. Яркий пример — история моей клиентки, которая во время ремонта столкнулась с недобросовестным прорабом, обманывавшим ее на деньги.
Здоровой реакцией была бы злость и немедленные действия по защите своих интересов. Однако женщина испытывала страх испортить отношения и ужас «остаться одной». Она также боялась «разрушить идеализацию» — важное наблюдение для клиентки, с которой мы работали уже год.
Корень проблемы: родительская проекция
Эти чувства указали на мощную родительскую проекцию, полностью исказившую ее восприятие. Увидеть эту проекцию самостоятельно — сложная задача. Некоторым клиентам, даже после долгой работы, не удается заметить связь между текущими реакциями и прошлым опытом, и они остаются в плену искаженной картины мира, где обидчик может казаться идеальным, а отношения с ним — бесценными.
Моей клиентке повезло: она смогла вспомнить травмирующий детский эпизод. В возрасте трех лет она стала свидетелем того, как разгневанный отец выгнал мать из дома, игнорируя страдания детей. Такие сцены повторялись, и в психике девочки сформировалась защитная схема: мать — беспомощная жертва, отец — сильный, а значит, тот, кто может защитить.
Идеализация силы и насилия
В результате архетип силы, смешанный с насилием, стал в ее психике образом «защитника». Этот образ был идеализирован, и ему следовало подчиняться, любой ценой сохраняя с ним хорошие отношения. Во взрослой жизни любые ситуации, несущие оттенок насилия или доминирования, переставали восприниматься как угроза. Вместо этого они виделись как желательный контакт с «сильным защитником», которому нужно угождать и подчиняться.
Этот механизм, к сожалению, очень распространен. От трети до половины населения целых стран могут жить под влиянием такого искаженного «имаго», отказываясь признавать насилие в свой адрес, называя его иными именами и находя ему оправдания.
Путь к исцелению
Выход из этого жесткого сценария возможен только через сознательную работу с травмой. Это требует готовности чувствовать боль от причиненного ущерба, позволить себе горевать и, что самое сложное, признать себя пострадавшим. Лишь пройдя через эту болезненную работу, человек может восстановить здоровую злость в ответ на нарушение своих границ и, как следствие, сами эти границы.
Художник Елена Маркова
