Эта тема действительно непростая. Многие, включая меня в прошлом, испытывают чувство вины за собственную злость на родителей, считая себя плохими за такие переживания.
Почему признание ущерба — это необходимость
Сегодня, основываясь на личном и профессиональном опыте, я убеждена: пока мы не признаем факт причиненного нам вреда, мы остаемся терпимыми к насилию — как в личной жизни, так и в обществе в целом. Вы выросли в среде, где насилие в разных формах не вызывало протеста. Вас могли ругать за естественные проявления слабости, предъявлять завышенные требования, оставлять без поддержки в критических ситуациях. И все это преподносилось как норма.
Мои клиенты делились тяжелыми историями. Речь не всегда о крайних формах жестокости, вроде избиений. Чаще это отношение к ребенку как к функции, лишенной собственных чувств и желаний, существующей лишь для благодарности и соответствия родительским ожиданиям.
Каждый раз, слушая такие истории, я испытываю гнев и ужас. При этом сами клиенты часто этих чувств не проявляют — они смирились и не видят повода для возражений.
Механизмы отрицания и сопротивление среды
Те, кто все же злится, сталкиваются с отрицанием родителей: они не признают своей ответственности. Это создает мучительный внутренний конфликт — вред есть, а виновного нет. Чаще ответственность перекладывается на саму жертву.
Мы живем в атмосфере, системно противодействующей принятию ответственности. Религия призывает почитать родителей, социальные нормы — быть благодарными за сам факт рождения. Опора для признания своих чувств и нанесенного ущерба практически отсутствует. Более того, среда активно сопротивляется, отвечая на попытки восстановить справедливость обвинениями в неблагодарности и греховности, заставляя человека чувствовать себя ужасным.
Даже в психологии часто звучит призыв к прощению как к обязательному условию освобождения. Это мешает найти внутренние ориентиры и доверять собственным чувствам. Многие оправдывают родителей тяжелыми обстоятельствами их жизни.
От признания — к границам и новому восприятию
Ключевая мысль такова: без признания ущерба мы остаемся в позиции жертвы, неосознанно поддерживая эту модель для себя и других, возводя страдание в ранг нормы и даже сакральной ценности.
Однако, признав причиненный вред и прожив связанную с ним злость — перечислив все случаи насилия, обесценивания чувств, сведения личности к функции, использования в чужих интересах, — мы обретаем право на личные границы. Мы начинаем замечать насилие в свой адрес, в отношении своих детей и окружающих, и способны сказать: «Стоп. Со мной так нельзя».
Этот процесс включает и признание горькой правды: в детстве нам не хватило зрелых родителей — ответственных, не использующих детей, терпимых. Проживание этого горя освобождает от детских надежд, что кто-то другой «додаст» недополученное.
Общественный контекст и необходимость перемен
Эти процессы носят массовый характер, но общество их не признает. Нам необходима массовая реабилитация этих травм, потому что их игнорирование perpetuates насилие, которое продолжает оправдываться разными причинами.
Сегодня общество скорее поддерживает идею и практику насилия, замалчивая масштабы гуманитарной катастрофы. Поэтому мы терпим неуважительное отношение к себе как к гражданам и часто «не замечаем» нарушений своих прав.
Интересно, что, полностью прожив горе о неполученных зрелых отношениях, приходит более целостное восприятие мира и меняется отношение к родителям. Но это происходит не через замалчивание проблемы, а через ее глубокое осознание.
Поняв, что такое насилие, прочувствовав боль ребенка, которого подавляют, лишают права на свои нужды, чувства, индивидуальность и личный ритм, вы просто не сможете причинять подобный вред другим и не позволите, чтобы его причиняли вам.
Художник Елена Маркова
