Память о месте
Тот старый пятиквартирный дом из бревен, что стоял на берегу затона, уже давно стерли с лица земли. Однако само место по-прежнему остается прекрасным для любого строительства: из окон открывается вид на водную гладь затона, а за ней простираются бескрайние заливные луга, утопающие в зелени. Это идеальная локация даже для небольшой гостиницы, куда могли бы приезжать горожане, уставшие от каменных джунглей, вечного шума машин и смога.
Тайна в земле
Рано или поздно, возможно, даже в ближайшее время, сюда придут строители, чтобы начать рыть котлован для нового здания. И тогда ковш экскаватора или лопата рабочего могут наткнуться на глубине около метра на странную находку — массивный, проржавевший ком. Если его расколоть, внутри обнаружатся тяжелые болты, почти наполовину съеденные коррозией. Кто, когда и зачем закопал их здесь? Вряд ли рабочие станут ломать над этим голову. Скорее всего, лопата отбросит ржавый ком в сторону, он скатится по откосу в затон и навсегда исчезнет в его водах, унося с собой секрет.
Хранители секрета
Тайну этого ржавого клада знали всего четыре человека: я, Колька Котомчин, Ленька Новоселов и Борька Злобин. Это была наша тайна, рожденная в годы войны.
Мальчишечья война
На второй год войны мы, соседские мальчишки-второклассники, начали собирать старые ржавые болты. Они валялись на месте снесенного склада, а своей тяжестью и формой удивительно напоминали гранаты, которые мы видели в кинохрониках. Земля там была твердой, утоптанной, местами промасленной, и трава пробивалась с трудом. Чтобы выковыривать болты, мы использовали «шпиголи» — тяжелые четырехгранные гвозди, которыми обычно играли в игру «В землю». Эта игра, где нужно было метко воткнуть гвоздь, в военное время приобрела особый, подсознательно-оборонительный смысл. Мы с ожесточением «защищали» и «отвоевывали» свои круги на земле.
План обороны
Когда болтов накопилась целая куча, мы вырыли тайную яму рядом с крыльцом нашего дома. Сложили «боезапас» в старый мешок, опустили его на дно, закопали и для верности воткнули сверху прутик-метку. У нас был четкий, как нам тогда казалось, план: если немцы когда-нибудь пойдут строем по нашей Набережной улице (а мы уже представляли их красные лица и разинутые для песен рты), наша четверка забросает их этими самодельными «гранатами» прямо с крыши.
— А если они будут в касках? — сомневался Ленька.
— Ну да, — поддержал его Борька, — они же точно в касках.
— Да чего им тут бояться-то в касках, — авторитетно заявил Колька, который был нас старше. — Им опасаться тут некого, кроме нас. А о нас-то они и не подумают.
И это была правда. В нашем поселке при судоремонтном заводе все мужчины, кто мог, ушли на фронт. Остались лишь старики да незаменимые специалисты. Женщины надели комбинезоны и встали к станкам, многие пошли даже в грузчики, быстро освоив крепкие выражения и махорку. «Да кто мы для них — огольцы!» — согласились мы и стали утаптывать землю над ямой. О том, что будет после нашей «атаки», мы не задумывались. Нас полностью устраивала первая картина: в строй захватчиков летят наши «гранаты».
Измеряя войну песком
На реке, которая летом сильно мелела, обнажая белые песчаные пляжи, мы часто пытались осмыслить масштабы войны. Набирали в горсть песка: «Вот столько наших!» — и ладони были полны. «А немцев — вот столько!» — и показывали щепотку. Но даже это казалось несправедливым. «Наших — сколько песка на всем берегу! А немцев — все равно вот эта щепотка!»
Голос войны в эфире
Война тогда была далеко — за правым, лесистым берегом Вятки. Лишь однажды она ворвалась в наш дом по-настоящему — через репродуктор. По радио передавали репортаж прямо с батареи: грохот орудий, хриплый, надрывный голос командира: «По фашистским захватчикам... огонь! Огонь!..» Динамик трещал, не выдерживая мощности звука. Мама вдруг резко выключила радио. Я не понял тогда, зачем она это сделала, и оставил вопрос без ответа. Теперь-то я знаю причину: там, в этом оглушительном грохоте, был голос моего отца.
Слова как памятники
Бывает, из слов, словно из камней, складываешь памятник какому-то событию, впечатлению или поступку, который навсегда врезался в память и поразил воображение...
Вьюжные ночи ожидания
...Особенно ярко в памяти сохранились долгие зимние вечера. Весь мир за окном был занесен снегом, над поселком нависала беспросветная темень, а дом стонал и скрипел под напором разбушевавшейся вьюги, звенели стекла.
Под тусклой лампочкой над столом моя мать, которой тогда не было и тридцати, без устали шила или чинила одежду на старой швейной машинке. Монотонно стрекотала машинка, тикали ходики... Но когда вой ветра заглушал эти привычные звуки, начинало казаться, что эта ночь, эта вьюга и этот снег никогда не закончатся. И тогда мать принималась строчить еще истовее.
Я понимал, что шитье было необходимостью. Но еще большей необходимостью для нее была сама эта работа — и особенно навязчивый, неумолчный звук машинки. Он помогал заглушить растущий внутри страх: страх перед разгулявшейся стихией, страх перед давящим одиночеством, перед полной незащищенностью от того, что могло случиться завтра.
Ночная владычица
К утру вьюга заносила дома почти по крыши. Жизнь в поселке замирала, пряталась по избам. А вьюга, разгулявшаяся на просторе и наткнувшаяся на наши дома, носилась над низкими крышами, билась в стены, стучала в окна, выла в трубах. Она была похожа на злую ведьму — ночную владычицу вятских зим.
На ночь электричество всегда отключали, предупреждая об этом троекратным миганием лампочек. Тогда мы спешно готовились ко сну, плотнее закрывали двери и заслонку в печи.
Мысли об отце
Когда свет гас, вьюга за окном звучала еще громче. Было слышно, как скрипит и постанывает наш старый дом. Именно в такие мгновения мысли невольно обращались к отцу. Где он сейчас? Лежит ли в снегу, сжимая винтовку? Как переносит такую же страшную ночь? Думает ли о нас? Сознание напряженно вслушивалось в космический простор ночи, пытаясь уловить в ее шуме незримые сигналы — свидетельства того, что родной человек где-то там жив. И эти сигналы, казалось, долетали сквозь снежную даль. Мы слышали их. И отец всегда представлялся нам живым, с винтовкой в руках, думающим о своем доме.
#это_нужно_живым (? подпишитесь на эту рубрику, в которой мы рассказываем о реальных событиях, происходивших в период Великой Отечественной Войны)
Автор: Чирков Вадим Алексеевич, 86 лет, уроженец России (Вятка), живёт в Нью Йорке, член Союза Писателей СССР, "Серебряное и Золотое перо Руси", лауреат премии им. Марка Алданова "Лучшая повесть Русского Зарубежья".
Если вы (или ваш родственник) были участником важных событий, которые хотели бы сохранить в памяти других людей — присылайте свою авторскую заметку (+ плюс фотографии из личных архивов) нам на почту Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. , мы опубликуем её в сайте от вашего имени.
