Кажется, меня любили по-настоящему только однажды. Так беззаветно, как это умеют только подростки.
Все звали его Тутис. Было у него и нормальное имя Гена. Тогда это был улыбчивый, круглолицый, вечно румяный и крепко сложенный парень. Ростом был с меня, но чуть погодя здорово вымахал. Я училась в 11 классе, а он в 8-м. Тогда эта разница в возрасте казалась пропастью.
Он часто подходил ко мне на переменах или после уроков, когда я оставалась дежурить, и просто болтал со мной. Не помню, о чем мы говорили, помню лишь, что он все время или улыбался, или смеялся. Серьезным я его не видела.
Он почему-то никогда не помогал мне дежурить: ни стулья поднять, ни доску помыть, ни воду в ведре поменять. Вообще ничего! Про себя я думала тогда: "какой бестолковый, я же девочка, девочкам нужно помогать", но вслух помощи не просила.
Потом я заметила, что он подолгу не появляется в школе, а когда приходит, то постоянно грустный. Я как-то поняла, что с ним происходит, но гнала от себя эту мысль как можно дальше. Я тоже была влюблена. Он в 11-классницу, а я в студента. Влюблена той сильной любовью, какой умеют любить только подростки. Первая самая настоящая любовь.
Признаться в своих чувствах он решил на Новый год. Помню тот вечер как сейчас. Дискотека в спортзале, грохочет попса из школьного магнитофона, бешено мельтешат гирлянды и мишура. И этот взгляд. Он все ждал, когда я перестану танцевать, чтобы подойти. А я все танцевала-танцевала. Мне было страшно, я знала, что он хочет мне сказать и не хотела слышать. Когда он отвернулся, я выбежала из спортзала и побежала в кабинет истории, где мы столько раз болтали, пока я дежурила... Я чувствовала, что он идёт за мной.
В кабинете истории была школьная библиотека. Крохотная, всего метр на два зато с отдельной дверью. Я рванула туда.
"Виктория Ивановна, спрячьте меня", - только и успела сказать классной и спряталась как самая последняя трусиха.
Я слышала, как он зашёл и спросил обо мне, не заходила ли? Виктория Ивановна соврала, что нет. И он попросил что-то передать для меня и ушел. Это была открытка. Помню, как со всех ног бежала по морозу домой, чтобы не глядя сжечь ее в горячей печке.
Руки дрожали. Я взяла кочергу, подвинула чугунные блинчики и швырнула ее в огонь. Перед смертью открытка успела показать мне неровно написанное крупными буквами "ЛЮБЛЮ".
После каникул Гена в школе почти не появлялся. Мы избегали друг друга. Выглядел он опустошенным.
Милый мой, добрый друг Гена, если бы я могла тогда быть сильной и смелой. Тебе бы хватило просто говорить со мной, видеть каждый день, хотя бы изредка касаться моей руки и ты был бы счастлив. Я знаю, через что ты прошел. Тоже прошла через это. И я не была любима. Так же как и ты каждый день на протяжении 8-ми долгих лет я убивала в себе эту любовь. И это чувство уже никогда не было таким сильным. Прости, милый добрый и улыбчивый мой друг. Я никогда не узнаю, что ещё было в той открытке.