Мой побег начался в Туле, куда я попала совершенно случайно. Когда по вагону прозвучало объявление о двадцатитрехминутной стоянке, мое сердце, подстегнутое адреналином, забилось с невероятной силой. Я тут же посмотрела на время в телефоне. Двадцать три минуты — успею ли? За окном лился бледный свет вокзальных фонарей, а диктор зачитывал расписание.
Решающие минуты
Первые пять минут пролетели. Взять вещи было слишком опасно — мои сумки были надежно спрятаны под тяжелыми скрипучими полками. Внезапно объявили о прибытии другого поезда, но я прислушивалась к другому, гораздо более тихому и страшному звуку — к ровному, глубокому дыханию спящего Тимура. Он дышал, как уставший большой пес.
Резким движением я сбросила одеяло и села. Нужно было одеться, но я боялась малейшего шороха, который мог разбудить мужа. Он был как сторожевой пес, который лишь дремлет, всегда готовый вскочить и защитить свою собственность. А его собственностью была я.
Десять минут остановки уже прошли, а я все еще сидела на полке в своей длинной футболке, обхватив колени руками. В купе было душно, но меня била дрожь. Страх, которому не давали вырваться наружу через крик или слезы, просачивался через кожу.
Стараясь дышать как можно тише, я наклонилась за кроссовками. Достала носки, надела их, а затем и обувь, не развязывая шнурков. Вещи, аккуратно сложенные с вечера, лежали у меня в ногах. Там же стояла сумка.
Последний раз взглянула на телефон — его я оставляла. Пятнадцать минут. Пассажиры, выходившие подышать, начали возвращаться в вагон. Из-за двери доносились приглушенные шаги и голоса.
Последний взгляд на Тимура. Он спал, повернувшись к стене, его широкая спина медленно поднималась и опускалась.
Щелчок к свободе
Я подошла к двери и нажала на металлическую ручку. Раздался щелчок. Я зажмурилась, боясь, что он прозвучал оглушительно громко, но звук растворился в общем шуме вокзала.
Я выскользнула в коридор, как рыба, и тут же прикрыла за собой дверь, оставив купе в темноте. Проводница торопила кого-то вернуться в вагон. Я шла к выходу неуверенными, спотыкающимися шагами, чувствуя, как сердцебиение и пульс сливаются в одну оглушительную дробь.
«Девушка, поезд уже отходит, вернитесь в вагон!» — проводница с удивлением смотрела на меня, стоящую в одной футболке и кроссовках на перроне. «Мне сюда надо», — прошептала я, спускаясь по ступенькам. Обернувшись, я окликнула ее: «Если кто-то будет обо мне спрашивать — пожалуйста, скажите, что я вышла в Москве». На ее недоуменный взгляд я лишь повторила: «Пожалуйста, помогите мне», — и сунула ей в руку купюру. «Девочка, да ты что! Беги, беги, коли надо!» — смущенно или испуганно воскликнула она.
Я повернулась и побежала. Неужели получилось? Я и подумать не могла, что решение приму здесь, в поезде Санкт-Петербург-Владикавказ, за три минуты до отправления.
Гулкая пустота вокзала
Вокзал встретил меня пустотой и гулким эхом собственных шагов. Нужно было добраться до туалета, чтобы переодеться. Наверное, позвонить маме. Сказать, что я жива.
Поймав на себе несколько удивленных взглядов, я пересекла зал ожидания, заскочила в туалет и вышла на улицы незнакомого города. Куда идти? Знакомых в Туле у меня не было.
Среди темных витрин светились только чебуречная и гостиница «Москва». Я выбрала гостиницу. Спать не хотелось, но нужно было придумать план.
Дежурное приветствие портье, скан паспорта — и ключ у меня в руках. Номер на одного выглядел скромно и строго, словно укоряя: «Кто это у нас сбежал?» Я щелкнула замком и, не включая свет, легла на кровать.
Как все начиналось
Мы познакомились с Тимуром три года назад на дне рождения подруги. В шумной компании он выделялся всем: глазами цвета темного можжевельника, бархатным голосом и пением, от которого все девушки таяли. Мы танцевали, и я почувствовала, как внутри что-то трепещет. Это было странно и приятно.
Эта пульсация оставалась между нами всегда. Наши чувства были похожи на раненого зайца в силках — живое, израненное и постоянно трепещущее существо, в котором смешались нежность, страсть, ярость и боль.
Моя квартира быстро заполнилась цветами. Наша переписка могла бы стать учебником по романтике. Мы говорили обо всем на свете. Через полгода Тимур сделал предложение. «Как тебе повезло!» — повторяли все. И я сама так думала.
Первые трещины
Первая трещина появилась, когда я задержалась у подруги. Вернувшись домой за полночь, я еще улыбалась, когда Тимур больно схватил меня за руку и втащил в прихожую. «Ты где шлялась?» — его голос гремел. Я растерянно оправдывалась, не понимая причины гнева. Он кричал, что я должна была быть дома час назад, смотрел «страшными» глазами, от которых стало по-детски страшно. А потом вдруг отпустил, стал целовать руки и просить прощения, ссылаясь на чрезмерную заботу. Через пару дней я уже почти забыла об этом.
В следующий раз «страшные» глаза появились, когда мы обсуждали нового ухажера нашей подруги. Я что-то неосторожно сказала, и через секунду тарелка разбилась о стену прямо за моей головой. «У нас проблемы», — констатировала я, глядя на осколки. Тогда Тимур впервые заплакал. Он снова целовал мне руки, терся головой о колени, как провинившийся щенок, и клялся исправиться. И на время исправлялся. Но потом все повторялось.
Две стороны одной медали
Я стала понимать, как устроены «идеальные» семьи со стороны. На людях мы были образцовой парой. Он посвящал мне песни, говорил тосты о любви. А дома я могла прятаться от него в туалете, молясь, чтобы дверь выдержала. Он нежно целовал мне руки, а через мгновение больно сжимал их, если я хотела куда-то поехать. Он поднимал бокал в мою честь на глазах у друзей, а ночью мог выкрутить руки и схватить за волосы. После таких ночей на запястьях оставались синяки, а внутри — тошнотворное чувство унижения.
Я молчала. Сначала потому, что любила и оправдывала: он устал, у него сложный день, я сама виновата. Потому что боялась, что мне не поверят. Кто поверит, что всеобщий любимец Тимур — домашний тиран?
Попытка освобождения
Мысль о разводе возникла внезапно и поразила своей очевидностью. Я ждала две недели, пока у него будет хорошее настроение, и пригласила его в ресторан, рассчитывая на сдержанность в публичном месте. «Я больше так не могу. Я хочу развода», — сказала я. Он сначала не отреагировал, а потом взял мою руку, поцеловал, сжал запястье и тихо прошептал на ухо: «Если ты подашь на развод, я тебя убью». Затем спокойно вернулся к еде. «Я хочу уйти», — пробормотала я. «Ты никуда не пойдешь», — буднично ответил он. В ту ночь он не бил меня, но напряжение было таким плотным, что им можно было давиться.
Роковая поездка
Поездка во Владикавказ к его брату была спонтанной. Тимур сообщил мне о ней за два дня. «Посмотрим на племянника, а там и сами прайд начнем увеличивать!» — весело говорил он. О детях мы не говорили уже давно — последние месяцы я прятала синяки и тайком пила таблетки. Он купил билеты в СВ. «Чтобы нам никто не мешал», — подмигнул он. Я понимала: чтобы никто не мешал ему делать со мной что угодно.
Через час после отправления я заговорила о поездке к маме после возвращения. «А мы не вернемся», — холодно заявил он. Оказалось, он решил, что мы переедем жить к его родителям. «Я не буду рожать тебе детей. Я хочу развода». В ответ он вскочил и схватил меня за горло. «Ты либо будешь жить со мной в Осетии, либо не будешь жить вообще». Именно в тот момент я окончательно поняла: нужно бежать. И вот, кажется, у меня получилось…
Жесткое пробуждение
«Скорый поезд 121А Санкт-Петербург-Владикавказ прибывает к третьей платформе…» — растерянно моргая, я попыталась понять, откуда доносится голос. В окно бил серый утренний свет. «Ну ты и спа-а-ать, Иринушка», — услышала я слева. В животе все сжалось. Сейчас меня вырвет. «Вставай, почти приехали. Скоро Владик», — Тимур сел на край моей полки.
Больше интересных статей здесь: Психология.
Источник статьи: В клетке.
