— Это митинг, — осознав масштаб происходящего, девушка поспешила объяснить. Она вспомнила поговорку про быстрые ноги и тыкву, потому заметно ускорила шаг. — Причём несанкционированный... Там, понимаешь, враги народа... то есть, не твои родственники враги, а твои родственники их разгоняют. И Росгвардия... — добавила она, присмотревшись к толпе. Её звали Аглая Шигалева. Павлов, её спутник, вовремя подхватил пакет с продуктами, который она чуть не выронила, погрузившись в мысли. Он, как истинный джентльмен, собрался его понести.
Вопросы о новой реальности
— А что такое эта... росгрвардия? — уточнил Евгений Павлов, скептически закатив глаза. Он мысленно прикидывал убытки от этой неожиданной встречи.
— Ну, это при... Как бы тебе объяснить? — Аглая, сама того не замечая, мягко потянула его за рукав, свернув на вторую дорогу, уводящую в дворы, но ведущую к той же цели. — Есть же полиция...
— Полиция?
— В твоё время это милиция. Так… Вот у вас был КГБ, а у нас — ФСБ, — Аглая сбилась, растирая переносицу. Вдалеке послышался искажённый, режущий уши звук мегафона. Она решила провести аналогии. Павлов не выглядел ошарашенным от этого открытия, он принял его как данность. В конце концов, суть вещей от смены названий не меняется, а он был уверен, что разницы нет. — Разницы-то и нет. Только буквы другие. Комитет Государственной Безопасности и Федеральная Служба Безопасности.
— А в чём смысл перемен?
— Раньше был Союз, а теперь — Россия и Содружество Независимых Государств, СНГ. Объединённых вооружённых сил нет. Но замена есть. Есть МВД и Росгвардия, только она подчиняется напрямую президенту, — Аглая не была до конца уверена в своих познаниях, но Павлова, казалось, это удовлетворило. Он кивнул со знанием дела, хотя объяснение не выглядело исчерпывающим.
Ирония и исторические параллели
— Е-маё, до чего я дожил. В какой бесплатный цирк средь бела дня я попал... Дожил ли вообще... — Евгений метнул взгляд к небу. Его интонация не была ни вопросительной, ни утвердительной, а чем-то средним. Аглая в любом случае не знала ответа, потому молчала. — Даже интересно стало.
— А! Росгвардия. Это типа... — Шигалева собралась закончить свою мысль, но Павлов её опередил.
— В общем, ещё одни нахлебники. Только при президенте. Он что, переворота боится? — с кривой усмешкой спросил Павлов.
— Не поспоришь. Кто не боится... Ельцин-то к власти как пришёл...
— С помощью переворота?
— Относительно. Ленин залез на броневик, а этот — на танк, — Аглая сделала неопределённый жест рукой. К Ельцину, которого она про себя нецензурно называла, у неё были смешанные чувства. Не такая ненависть, как к Хрущёву или Горбачёву, но и хорошего сказать она ничего не могла.
— Как всё запущено.
— Я тебе больше скажу, — подхватив его настроение, экспрессивно заговорила Аглая, активно жестикулируя. — В девяносто девятом он сам сложил полномочия, ну, как сам... Окружил себя кэгэбэшниками и передал власть такому вот, там ещё товарищ Степашин был...
— Кому именно? — Павлова интересовали конкретные детали, и он, пользуясь моментом, спросил напрямую. Что в лоб, что по лбу — результат один.
— Ах, я всё время забываю, что ты тоже... Прости, служащий безопасности, чекист, — Павлов издал нечто среднее между цыканьем и хмыком в ответ на последнее слово. Оно было и правдой, и в то же время несло в себе неприятный подтекст.
— Чекисты не дремлют. Ближе к делу.
— Путин Владимир Владимирович, — объявила Шигалева.
— Тот, из ГДР? Знаем-знаем. Высоко забрался... — засмеялся Евгений, даже не пытаясь скрыть пренебрежение. — Вот тебе и Капустин.
— Капустин?
— Псевдоним. Один из. Большинство ленинградцев его так называло. Сейчас таких, наверное, мало осталось в живых, — Павлов покачал головой, запрокинув её назад. Он усмехнулся и перехватил пакет поудобнее.
Разговор по душам и внутренние монологи
— А у тебя есть псевдоним? — спросила Аглая, взглянув на собеседника. — Наверное, некорректно спрашивать, сложно поверить в мою непричастность ко всему этому...
— Скажу так: есть.
— Интересная тема, — после паузы произнесла Шигалева. — Я в школе писала про Кузнецова и его «Пауля Вильгельма Зиберта».
— Он много кем был: Куликом, учёным, Грачёвым, Шмидтом... — сказал Павлов, не очень охотно, но добавил эти детали. Она заслужила.
Дома стояли будто на смотре, сменяя друг друга в тишине. Кому-то они казались красивыми фасадом, кому-то — задом. Лепнина потрескалась, стены облезли. Аглаю всегда интересовало, что скрывается за внешним, порой богатым фасадом, который часто соседствовал с убогими постройками. Люди тоже бывали облезлыми, но зачастую приятнее. Чем дальше в дворы — тем беднее. Какие нелицеприятные тайны творятся в чужих обителях? Бездушные камни, видевшие многих и узрящие ещё стольких. То, что красиво снаружи, часто оказывается неприглядным внутри, и Аглая сразу вспоминала любимого в юности Дориана Грея. Ей всегда было интересно, как приоткрыть шкаф с чужими скелетами. Ведь не все хранят их на кладбище, где им самое место.
Она с теплотой посмотрела на Павлова через плечо. Он пытался уцепиться взглядом за знакомые ориентиры, устоявшие перед временем, будто прикладывал старую фотографию к новому пейзажу. Аглая не знала, как относиться к чувству, расползавшемуся у неё в груди. Раньше она могла ответить точно — категорически отрицательно. Выбора особо не было, и он был один: чем проще, тем лучше. Сейчас это понятие было далеко от «простого» и уж тем более от «лучшего». В груди неприятно защемило. С ним было непозволительно комфортно, вероятно, с того самого момента, когда он слишком сильно сжал её руку и внушил это чувство — полной безопасности, где никто не посмеет обидеть, кроме него самого, да и то лишь на словах. Такой же была её сестра. Но она умерла. Не в прямом смысле, нет. Морально умереть в глазах близкого человека даже хуже. А в мути сомнений умирать приходилось снова и снова. Ни за что и напрасно. Просто потому, что не оправдала чужих ожиданий, не вписалась в сценарий. Аглая всегда жила как-то вопреки. Делала назло и наоборот, но в то же время по сценарию, не позволяя себе заглянуть в неизвестность. Но когда её сестра, всегда бывшая олицетворением бунта и искрящимся огоньком, остепенилась и сдалась под прессом обстоятельств... Вернувшись однажды с подтёкшей тушью, лиловым синяком на скуле и разбитой в кровь губой... что-то в душе Аглаи перевернулось. Авторитет оказался обычным земным человеком. Подслушав в разговоре с матерью, кто это сделал, она взяла биту и пошла вершить справедливость.
Справедливость, пока не организуешь её сам, никого не настигнет. «Ворошиловский стрелок». И что толку от этой справедливости, если человека она не вернёт? Это просто месть.
Павлов был наблюдательным и заметил перемену в её лице, которую Аглая тотчас попыталась скрыть. Но есть люди, которые отражают внутреннее состояние всем своим существом — лицом, жестами, тоном. Он не стал поддевать её этим или расспрашивать. Бездействие — тоже действие, и мало кто любит, когда в душу лезут без стука.
А Нева внизу была такой красивой. Предложить спуститься к ней Аглая не решилась.
Возвращение к быту
— Разбирать не будешь? — Павлов вопросительно поднял брови, глядя на сумки, брошенные посреди коридора. Аглая передёрнула плечами. Вроде и надо, но обычно она откладывала это до последнего. После паузы она кивнула, бросив на ходу, что ей нужно умыться.
Дурацкая штука — симпатия и привязанность к людям. Шигалева плеснула себе в лицо ледяной воды. Посмотрела на бледные щёки в зеркале. Ей так не хотелось выглядеть дурой в его глазах. А ведь она и была ею. Она явно зависела от эмоций, они прибивали её к себе намертво. А смотреть в будущее, дальше восприятия «здесь и сейчас», у неё не получалось. Этот всплеск скоро закончится, он уйдёт, и всё вернётся на круги своя. Давно она не чувствовала себя так свободно, как в его компании, где уютным было даже молчание. Она упёрлась руками в раковину. Года отношений и дружбы порой заканчиваются не так болезненно.
В горле встал неприятный ком. Надо проглотить, не думать и в конце концов забыть. Это как хранить кладбище старых диалогов вместо пыльных полок: одни и те же буквы, с которых вроде бы смахнёшь пыль, и снова смотреть приятно. Но прежних эмоций уже нет. Так будет проще. Всё завязано на эмоциях, а они тускнеют. Любая встряска рано или поздно устаканивается.
— Что ты хочешь готовить? — неожиданно спросил Павлов, нарушая тишину. Аглая думала, что они проведут это время молча.
— Планирую индейку в листах, но я, как кулинар, не очень, сразу предупреждаю, — с усмешливой улыбкой засмеялась Шигалева, захлопывая дверцу холодильника, куда она убрала колбасу и сыр. Всё, кроме хлеба. — Масло не надо, точно...
Больше интересных статей здесь: Психология.
Источник статьи: Я пришёл Завтра Vll.
.png)
