Дорога была каменистой, ухабистой, постоянно трясло так, что она даже вскрикивала. За окном машины была пугающая темнота, дорогу освещали только фары их машины.
Уже несколько часов на встречной полосе не было ни одной проезжающей машины. Плакать уже не хотелось, спать тоже. Перед глазами все время, как повтор, прокручивались события последних трех дней, так круто изменивших её жизнь. Она видела суровое, безжалостное лицо отца, заплаканные глаза матери, по щекам дорогого еще совсем свежего мальдивского загара, катились слезы.
Веселые, отдохнувшие, загорелые они вернулись с Мальдивов и никак не предполагали, что здесь в Москве их ждут такие суровые неожиданности. Отец узнал все и про беременность, от которой она хотела избавиться в ближайшее время , и про ее недолгую связь с этим пограничником, с которым она познакомилась на первой своей выставке, честней сказать, это была не её выставка, просто ей разрешили выставить несколько своих картин. Успех был ошеломляющий, картины купили и ей заплатили столько денег, что хватило и на отдых, и на квартиру и еще осталось столько, сколько она точно и не знала. Он был удивительно привлекателен, высок, строен, ему очень шла военная форма и она дочь военного, генерала, неизбалованная особым мужским вниманием, влюбилась мгновенно, совершенно потеряв голову. Глядя в зеркало, она уже не видела своей раздражающей непривлекательности, она казалась себе Богиней, царицей, самой красивой женщиной в мире, которые ,по её мнению, живут только на обложках глянцевых журналов. Роман закрутился стремительно и бурно, расставаясь поздней ночью, она ждала утра , чтобы опять встретиться с ним , раствориться в нем, чувствовать, всем своим телом чувствовать его нетерпеливую пульсацию. Она, как изголодавшийся путник никак не могла насытиться им, напиться его мужской силой.
Потом, как то резко пришло отрезвление, она стала замечать, как он раздражен её богемными друзьями, несостоявшимися поэтами, начинающими художниками, каждый из которых мнил себя не понятым и не принятым гением. Она видела, как ходили желваки за его щеками, как он едва сдерживался, чтобы не наговорить резкостей. Гром, конечно, грянул и вылился в большой , некрасивый скандал с дальнейшей разборкой в полиции. На следующий день он уехал.
Горевать она не стала , для неё все было ясно, что они, как говорила её мать, люди » разного круга».А она вместе с матерью и подругой улетели на Мальдивы. Там в неге, на солнце, у моря эта история была совершенно забыта, иногда перед сном ей казалось, что она чувствует его запах, но это было одно мгновение, которое она с легкостью от себя отгоняла.
Все было прекрасно, мать , подруга и её мольберт, все было при ней. И вдруг неожиданный звонок отца с генеральским требованием незамедлительно прибыть домой. Она не знала, да и потом ей это не было известно, что начальство отца получила анонимное письмо об аморальном образе жизни дочери, генералу было напомнено, что возраст его близок к пенсионному и не пора ли заниматься на даче рассадой огурцов, а не сидеть в этом, во всех отношениях удобном служебном кресле, которое нужней было бы более достойным людям. И вот теперь в ночи она ехала невесть зачем и куда. Её тошнило, все тело болело, ноги, обутые еще в московские модельные туфли замерзли, казалось, до невозможности . И этой дороги не было конца…Она забылась тяжелым сном, когда услышала голос водителя, что они приехали и он её доставить прямо к квартире товарища капитана. Она долго звонила в дверь, наконец дверь открылась на пороге стоял удивленный он , она зашла в квартиру, постель была в беспорядке смята, на ней крепко спала какая-то женщина…..
От тошнотворного запаха чужого тела голова закружилась… больше она не помнила ничего…Утром врач сказал, что она потеряла ребенка.. На душе было пусто, боли она не чувствовала, было глухое, непробиваемое равнодушие ко всему, что происходило, капельницы, уколы, какие-то сочувствующие голоса….
Через несколько дней пришел он.