Photo by Emre Kuzu from Pexels
— Святая женщина, — бормотал Коля, закатывая глаза. — Я тебя с нею познакомлю, напиши о ней обязательно.
****
Коля — художник. Один из друзей моего бывшего номер три. Очень творческая личность. Экзальтированная. Вся жизнь с надрывом. Для пущего фифекту надрыв по этой самой жизни подпускается в голос, а в глаза — слеза.
Если первые два пункта удались (слезы не всегда выжимаются) Коля градусов на тридцать отворачивается от собеседника, закатывает глазки (те самые, в которые уже слёзка подпущена), и согнув руку в локте, начинает трясти кистью — быстро-быстро, как будто с нее что-то стряхивает. При этом говорит в такт движениям кисти, тоже — быстро- быстро, а к концу фразы у него начинается спазм горла — вот реально!
Очень Творческая Личность, я предупреждала же, да?
Святая Женщина, как оказалось, теперь живет напротив Очень Творческой Личности. Вернее, Очень Творческая Личность сняла квартирку на одной площадке со Святой Женщиной.
— Я ей сказал, — трещал Коля, указывая на меня согнутой кистью и усаживая Святую Женщину напротив — надо о вас писать! Образец любви и жертвенности!
Самому Коле Святая Женщина позирует (бесплатно). По наброскам, что попались на глаза, рискну предположить — будущий шедевр вовсе не о любви. Еще лет десять назад, когда Коля требовал называть себя Никол (именно так, без мягкого знака на конце), начал писать что-то апокалипсическое. Вот с тех пор и пишет.
Я ничего не скажу — как натурщица дама хороша. Есть в ней что-то от боярыни Морозовой Сурикова — то ли щеки запавшие, то ли глаза недобро-огненные, то ли пальцы, привычно сведенные в птичью лапу.
На кухне съемной квартиры, превращенной в студию на минималках, она выглядела органично. И это не насмешка, нет, просто констатация факта. От факта этого и от Костиной трескотни становилось неловко — видно ведь, что трескотня женщине приятна, и, может быть, эта трескотня — единственное, что есть приятного, ведь недаром пальцы скрючены в птичью лапку. Уже у второй женщины вижу такие руки, не от хорошей они жизни.
— Вы, наверное, героиня, раз Костя так восхищается, — попыталась завести нормальную беседу я. Тащиться за тридевять земель и не получить обещанной истории казалось обидно.
— Ну, так, а как, — порозовела в ответ дама, и огонь в ее глазах ярче как-то стал. — Вон, мужа обратно взяла.
Я не буду всю историю пересказывать, там банально — сначала ушел, потом — попал (в том смысле, что за разбойное нападение попал в места не столь отдаленные), а она за него опять замуж прям на зоне пошла… И когда освободился — и опять ушел, и опять почти попал — снова «взяла».
— Выпивает вот только, но это ничего, ребенка родим, пройдет, — уверенно заявила она.
Я сидела, будто пыльным мешком по голове ударенная. Жизнь, выполняя социальный заказ на пропаганду семейных ценностей, второй раз подкинула вечную жертву этих ценностей. Осторожно поинтересовалась у дамы, сколько той лет.
— Тридцать восемь будет. Восемнадцать лет уже с ним, — улыбнулась она.
Тридцать восемь… А по виду — пятьдесят, как минимум. Коля, привычно тряся руками, где-то на заднем фоне причитал, что такую бы женщину героическую, понимающую, да каждому мужчине, и поднялась бы Русь — матушка!
— Зачем? Зачем вам это? — спросила я.
Знаете, девочки, ответа не было. Нельзя за него посчитать наивно распахнутые глаза и фразу:
— Ну, как это, зачем?
Наверное, я с другой планеты.