Любители позариться на женское добро

Любители позариться на женское добро

Люблю мужчин. Забавные они.

Помню, когда мы с мамой только- только коттедж купили, паломничество началось — то одна подружка ее приедет, то другая, то родственников толпа набежит. Скачут по этажам, головами крутят, в гараж лезут, языками цокают.

Глаза злы-ы-ы-ые.

Нет, я че, я ниче. Люблю когда у родственников и заклятых подруг — пускай даже мамочкиных — глаза злые. На душе прямо так тепло-тепло становится. Смотришь на человека, а он вертится бедный, не знает, как бы поизящнее гадость сформулировать, чтобы ты, значит, довольна жизнью не была. Мило так, прямо утю-тю.

Одна — тетушка двоюродная или троюродная, в общем, такая седьмая вода на киселе, что кисель совсем жидкий, горестно вздыхала, вся издергалась, будто чесоточная, придумывая, как обласкать. Моя мизантропия подсказывала: уйти просто так не сможет! Ну не сможет и все!

Мизантропия оказалась права.

— А хорошим людям Бог богатства сейчас не дает, — горестно вздохнула тетушка.

Я рядом стояла, у меня физиономия от счастья засветилась. Не выдержала, расцеловала каргулю в сухие морщинистые щечки. Тетушку мы с тех пор не видели, а прошло больше десяти лет.

Но я ж о мужчинах с самого начала написала!

Так вот, с тетушками то ладно — там всякие сыны-племянники нам тоже родня, потому меня как вариант пристройства мальчика на постой с трехразовой выдачей фуража не рассматривали. А вот у просто знакомых, там всегда в сынах или племянниках имелся эреспех (резведенец с брошеным прицепом и без жилплощади) на выданье.

И один такой, помнится, с мамочкой приехал. Черт знает, как там их звали. Сынов да племянников столько возили, пока не поняли, что такой змеюке как я не подкинешь дитаньку, что запоминать не с руки.

Я с работы тогда как раз вернулась, вечер, весна, жуки вальяжно гудят, и тут по двору шастают…всякие.

— А че тут у вас? — пальцами тыкают — А туточки?

— А туточки я, — мрачно прокомментировала Елена Николавна попытку пробраться в гараж.

Мама за спинами гостей отчаянно семафорила бровями — мол, потерпи, дай похвастаться! Гости тараном продвинулись в гаражные дебри.

— Неплохо, неплохо! — Бормотал товарищ эреспех, пока мамочка его, умильно сложив ручки на пузике, оглядывала мальчика.

Он, похабник, сначала бесстыже облапал крыло моего «терранки», а потом в наглую начал дергать водительскую дверь — мол, капот хочу поднять, глянуть! Дверь не поддавалась. Я ухмылялась, не собираясь открывать замки. Сделав вид, что так и задумано, чувак зачем-то потрогал колесо, отряхнул руку и, еще раз похлопав машину по крылу, будто лошадь, выдал:

— Ну, теперь этому добру хозяин нужен.

И вроде бы в шутку он это сказал, но…

Смеялась, по-моему, даже собака. После совета потенциальному хозяину заработать свое добро, подругу эту мамину мы с тех пор не видели. А теперь, каждый раз, слыша от «представителя сильного пола» очередной перл насчет выделения женщинам свобод с барского мужского плеча, али еще что такое же фантастическое, вспоминаю этого товарища.

 — Теперь этому добру хозяин нужен.

Зайки! Женское добро — это женское добро, женские свободы — это женские свободы. Не вы нам их даете, мы их сами берем или зарабатываем. И не фик к нашему добру и нашим свободам тянуть свои лапки загребущие. Мы — то конечно добрые, но посмеемся. А вам такое дело — как серпом… Забавные жешь, говорю.